vasОна входит в вагон, маленькая, незаметная. Вязаная тёмно-синяя кофта, скромно зачёсанные волосы, ни капли косметики, скорбное выражение лица. В руках зелёная папка с фотографией ребёнка и ксерокопией какого-то медицинского документа. Она говорит без завываний, с большим чувством и очень убедительно.

– Люди добрые, помогите на лечение дочери! Она лежит в 33-й республиканской больнице в онкологическом отделении. У нее лейкоз крови. На пересадку костного мозга требуется 70 тысяч евро. Эту операцию можно сделать только в Германии, а у меня зарплата всего 35 тысяч рублей. Помогите кто сколько может. Хотя бы 5–10 рублей. Бог вознаградит вас за вашу доброту...

Она протягивает пакетик, и люди кидают горсти монет. Измученная женщина благодарит каждого и идёт дальше, из вагона в вагон, из поезда в поезд. Я слушаю её уже раз в десятый и почти выучила текст. Я ей не верю. Как не верю почти никому из попрошаек. Слишком постное лицо, слишком продуманный костюм, слишком странная ситуация (Почему она не со своим ребёнком в больнице? Почему не нашла другого способа зарабатывать деньги? Почему не обратилась в благотворительные фонды?). А люди верят, и деньги изо дня в день сыплются в её мятый пакет.

Отстаньте от меня!

Каждый раз я думаю: может, это люди правы, а не я? Бывают же разные ситуации. Может, это я очерствела, а она действительно безутешная мать? Наконец решаю вмешаться и выхожу за ней из вагона.

– Извините, я журналист. Я хотела бы вам помочь. Можно с вами поговорить?

Безутешная мать сверлит меня тяжёлым взглядом и вдруг, не проронив ни слова, резко поворачивается и ныряет в следующий вагон. Я – за ней.

– Куда же вы?! Я вам хочу помочь! Вы тут ходите, рассказываете жалостливую историю про больную дочь, а теперь почему-то убегаете!

– Отстаньте от меня! Не нужна мне ваша помощь! – злобно шипит побирушка. От скорбного благочестия нет и следа.

– Как же так?! – недоумеваю на весь вагон. – Вы же только что говорили, что собираете деньги на пересадку костного мозга!

Пассажиры заинтересованно прислушиваются.

– У меня нет времени с вами разговаривать! – огрызается она.

– Двух минут? Когда речь идёт о спасении вашего ребёнка?!

Все смотрят на неё и ждут ответа.

– Ладно, только две минуты, – сдаётся попрошайка, и мы выходим на остановке.

Сами мы не местные

Вот что удалось из неё вытянуть за пару минут: приехали они с Украины, из «Курско-Ореховского района» (именно так и сказала, я специально переспросила), её зовут Виктория, мужа – Василий, он работает грузчиком (кстати, я его видела – он тоже иногда ходит по вагонам и жалобным блеющим голосом просит милостыню), мобильного телефона ни у кого из них нет, в благотворительный фонд обращались – «там поставили в очередь, но, когда появятся деньги, неизвестно», а дочка болеет уже несколько лет – «Алина Микина – слышали? – про неё много в Интернете информации и в маршрутках объявления висят».

Имя девочки – Алина Микина – вновь заставило меня засомневаться. Мне знакомо это имя. Я читала про неё листовку в маршрутке! Так значит, это её мать?! Или не мать?

Я растерянно смотрю вслед попрошайке – всё-таки странно, что у неё нет телефона...

Факты

Моему коллеге, фоторепортёру Metro Василию Кузьмичёнку, удалось сфотографировать ту самую женщину, которая просит в метро деньги на лечение «дочки». Мне она сказала, что её ребёнка зовут Алина Микина. Однако...

• На снимке, в зелёной папке попрошайки, пусть и не чётко, видны фото девочки и медицинская справка. Приглядевшись, мы пришли к выводу, что это не Алина – на фото изображена другая девочка. В справке можно разобрать имя «Кузнецова Зина Васильевна» (именно «Зина»), и год рождения – 2000-й.

• Так как «убитая горем мать», рассказывает пассажирам, что её дочь лежит в 33-й республиканской больнице, я стала искать это учреждение. В Москве такого нет. Есть 33-я клиническая больница им. Остроумова – там нет 15-летней пациентки Зины Кузнецовой. Есть в Москве Российская детская клиническая больница, которая в советские времена называлась республиканской, – там тоже нет девочки с таким именем.

• Попрошайка говорила, что обращалась в фонд «Подари жизнь». Так вот – среди детей, которым фонд оказывает помощь, Зины Кузнецовой нет.

• В Интернете. Сбор средств на лечение этой девочки тоже не ведётся. О ней нет ни одного упоминания. 

Не знаю, как их назвать

На работе залезаю в Интернет и сразу нахожу ссылки на материалы об Алине и на страницы в соцсетях, где шёл сбор денег на её лечение: Алина Микина, 15 лет, больна лейкозом... Постойте! Операция по пересадке костного мозга была сделана ещё в 2012 году! Три года назад! Имена родителей: Владимир и Мария. Они не из Украины, а из Подмосковья. Не из «Курско-Ореховского района», а из Орехово-Зуево. И мобильный телефон отца указан, потому что ему нечего скрывать!

Звоню отцу Алины, рассказываю про попрошайку, которая, прикрываясь именем его ребёнка, вытягивает у москвичей деньги.

– Мне уже два года говорят об этой женщине, – возмущается Владимир. – Она мошенница. В метро из нашей семьи никто не ходит. От нас только рекламное агентство размещает листки о моей дочери в маршрутках. А что это за женщина, я не знаю. Её можно с чистой совестью к уголовной ответственности привлекать, мне просто некогда этим заниматься. Не до того. Мы дочку лечим уже восьмой год. Каждую копейку считаем, понимаете, потому что лечение дорогое. И вот такие – не знаю, как их назвать – они от наших больных детей эти деньги отрывают.

В глаза бы ей посмотреть

Владимир рассказывает, что Алине действительно провели трансплантацию костного мозга три года назад. Но девочка до сих пор лечится в Германии, потому что её ослабленный организм атакуют вирусы, она почти ослепла на один глаз, а ещё начались проблемы с щитовидкой. С Алиной неотлучно находится мама.

– Сейчас дочке опять нездоровится. Что-то часто болеет в этом году, – делится со мной Мария, когда я дозваниваюсь до Мюнстера, где Алина проходит лечение. – Это всё осложнения после операции. Кстати, скоро 19 июня – день, когда дочке сделали трансплантацию. Для нас это её второй день рождения. Пересадка костного мозга спасла Алине жизнь...на какое-то время. Но стопроцентной гарантии, что лейкоз побеждён, нет. Он может вернуться и через 10, и через 15 лет.

(...)

Когда Мария впервые узнала о своём двойнике из московского метро, расстроилась чуть не до слёз:

– Я даже сейчас говорю об этом – меня аж трясёт. На чём люди зарабатывают? На больных детях! А ведь очень многие на самом деле нуждаются в помощи. Сколько раз так было, что дети в Германию приезжают УМИРАТЬ! На нашу Алиночку в Москве уже кто только денег ни собирал: и «бабушка», и «папа», и «мама»... Да какая нормальная, адекватная мать будет бросать своего ребёнка в больнице и ходить в метро?! Мамочки должны быть в больнице. У меня минуты не было от дочки отойти. Целый день как белка в колесе... Мне хотелось бы эту женщину, которая себя выдаёт за маму Алины, увидеть. Хотелось бы просто в глаза посмотреть. Понять, что это за человек. Что у неё за сердце. Хотя там сердца уже нет.

Родители Алины и хотели бы призвать к ответу мошенников, но заниматься этим у них ни сил, ни времени нет. Отец в России вкалывает в строительной бригаде, мать ухаживает за дочкой в Германии – вместе они спасают Алину от страшной болезни. А скоро в их жизни появятся новые заботы.

– Мы скоро вернёмся с Алиной в Россию и продолжим лечиться на родине, потому что в сентябре у нас будет прибавление в семействе. Мы ждём мальчика, –раскрывает Мария семейную тайну, и голос её «светится» от счастья.