«Самое главное – завладеть трупами». Как работает ритуальный бизнес в России

Интервью с главным редактором научного журнала «Археология русской смерти», социологом и экспертом фонда «Хамовники» Сергеем Моховым — как работает ритуальный бизнес в России

– На чем строится коррупция в похоронном бизнесе?

– Коррупция — это некая осмысленная вещь, когда чиновник или кто-то другой понимает, что пользуется своим служебным положением для того, чтобы извлечь выгоду. Люди, которые участвуют в похоронном бизнесе, зачастую не понимают где коррупция, а где — нет, потому что для них бизнес делается только так и никак иначе. Это норма, а не хитрость. Это как использование понятия «неформальная экономика» — для государства теневая экономика является неформальной, а для большинства жителей России это норма.

То, что мы называем «рынком ритуальных услуг», построено таким образом, что они извлекают выгоду из доступа к инфраструктуре: кладбищу, моргу, перевозке тела. То есть инфраструктура — это ресурс, который контролируется определенными мелкими группами, — тут и чиновники, и частные игроки, и простые нанятые работники — абсолютный симбиоз. Как в средневековье — чтобы пройти по дороге, надо заплатить разбойнику. Здесь то же самое: есть люди, которые обладают властью и неким силовым ресурсом, — они захватывают непосредственно инфраструктуру и продают доступ к ней. Хочешь забрать тело из морга — заплати тем, кто держит морг; хочешь выкопать могилу — заплати тем, кто держит это кладбище и т.д.  

– Есть стереотип, что ритуальным бизнесом занимаются преступные группировки, которые ведут свои дела как бандиты, а не как бизнесмены.

– В России никто не ведет себя как бизнесмен. «Рынок ритуальных услуг» — не исключение. В российских реалиях настолько сложно разделить, где власть, где криминал, где еще кто-то. Поэтому я их просто называю людьми с силовым ресурсом, которые контролируют похоронную инфраструктуру.

Хотя, конечно, в ритуалке людей с криминальным прошлым гораздо больше. Лицо провинциального ритуальщика сразу видно — он такой весь из себя «хозяин». Мы приезжали на аукцион по аренде земли рядом с кладбищем, одного из ритуальщиков спрашиваем, где доверенность на участие в аукционе, а он говорит: «Да это я хозяин, нах». У него там гайки какие-то висят на пальцах, сидит в татуировках весь. Мне кажется это немножко смешным. Ну да, они могут тебе в рожу дать, могут стрельнуть, машину сжечь. Но это не Саша Белый, понимаешь? Это то, в чем в принципе живет российская провинция, где все сидели и где принято решать все «по понятиям». Вот ты отсидел, вернулся к себе в область. Работы нет. Начинаешь шабашить. Выкопал могилу, помог отнести гроб. Никто тебя не спрашивает за твое прошлое. Это не воры в законе и не мафия. Никакой похоронной мафии нет. Она есть только в Москве, и называется она «департамент услуг» — это мафия, но это другой разговор.

– В похоронный бизнес приходят люди, изначально связанные с властью, или может прийти человек со стороны?

– Это люди, обязательно связанные с властью, и со стороны сюда не приходят. Это не работает так, что есть 10 млн рублей и ты захотел заниматься ритуалкой. Купил гробы-венки, снял офис и сидишь торгуешь. Приходят в бизнес как: работаешь копачем на кладбище, три-четыре года. Вникаешь в суть ремесла. Заводишь контакты.

Начинаешь трахать санитарку морга, заводишь кореша участкового — у тебя появились каналы сливов. Только после этого ты открываешь фирму.

– Сложно ли открыть фирму ритуальных услуг в России?

– Регистрируются ИП (индивидуальный предприниматель, юрлицо. — прим.ред.), и все. В регионах и без юрлица работают.Там система налогового обложения упрощенная — никто не понимает, что и как там облагается налогом. Что такое оказание ритуальных услуг? Пронос гроба? Ну окей. А продажа гроба? Это розница. А они все в одно мешают — продают гробы, а указывают как ритуальные услуги. Налоговая даже не придирается. Можно вообще сдавать нулевые отчеты. Никто же не знает, сколько ты реально похоронил — никакой системы учета и стастики в России нет. Все делается «вчерную».

– Да, но это же схемы в обход законов.

– В этом и вся проблема, что закона как такового в похоронной сфере нет. Есть федеральный закон о похоронном деле, 1996 года. Это пятистраничный документ, который не является сводом правил и установок. Этот документ сохраняет старую советскую практику: «Вы как-то там хоронились 70 лет в Советском союзе, вот как-то так дальше и занимайтесь этим делом». У него один главный принцип: вся деятельность в похоронной сфере делегируется органам местного самоуправления. Все субъекты федерации занимаются похоронами самостоятельно. Принимают нормативные правила, создают службы и так далее.

– Вообще нет каких-либо правил, вы хотите сказать?

– Есть свод инструкций и рекомендаций, но они необязательны к исполнению. Например, санитарные правила с 2011 года не регулируют глубину захоронения — можно захоронить на полметра. Нет ГОСТов по изготовлению гробов — изготовляй из чего хочешь. Нет и никакого учета статистики. Ни один государственный орган не знает, кто по факту забирает тело из морга и что с ним происходит дальше.

– Вы сказали, что этот бизнес ведут люди, которые всегда связаны с государством. А как это работает? Я знаю, в России нет частных кладбищ, все они государственные.

– Просто муниципалитет сдал кладбище в управление фирме, по концессионному соглашению. Есть, например, какая-то фирма в поселке. Она вместе с чиновниками начинает продавать места: «У нас есть старое кладбище. Мы можем вам там выделить место — бесплатно, что полагается по закону. Но у нас есть еще и нормальное кладбище, но там места платные». Понятное дело, что все готовы заплатить в зависимости от своих возможностей. По факту ритуальная фирма продает это новое поле под захоронения, а уже только затем его переводят под обычное муниципальное кладбище. Таким образом и легализуют.

– Кто продает места на кладбищах?

– Как правило, места продают либо чиновники, занимающиеся выделением, либо администрация кладбища — по факту, одни и те же люди. Мы проводили несколько экспериментов, пытаясь купить место. Сельское кладбище — 20-30 тыс. рублей  — и бери место. Где-то муниципалитет «частными» кладбищами занимается, а где-то нет. В Тульской области всем этим заправляет конкретный депутат местной думы.

– Правильно ли я понимаю, что сначала делают кладбища, продают там места, а потом уже легализуют через кадастр?

– Новые кладбища, да. Просто выбирают поле и делают новые захоронения, а потом через 5–7 лет ставят его на кадастр. Ведь для того чтобы открыть некрополь, надо серьезно поработать — сделать генеральный план, провести коммуникации, инфраструктуру, дороги, землю выделить в итоге. Легче сначала трупы в землю накидать в поле, а потом уже что-то с этим делать.

Вот история с кадастром: девушка пришла на кладбище и увидела, что на месте, где похоронена ее мать, сломана ограда, а рядом похоронен другой человек. Пошла в администрацию, там ей сказали: «Мест нет, вот мы и выделили здесь». Девушка возражает: «Но у меня был огорожен кусок». В администрации говорят, что это не влечет никакого юридического статуса за собой, потому что кладбища в кадастре нет.

В общем, девушка разломала памятник и все вынесла [с огороженной территории]. После этого в администрацию пришла уже другая женщина и сказала: «Вы че, *** (обнаглели. — прим. ред.)? Моей матери могилу разломали». В итоге они ломали друг другу все эти скамьи, лавочки и стулья несколько раз. Пошли в суд.

Суд пытался разобраться в этой абсолютно неформальной истории. Этого кладбища как юридического объекта вообще нет. На основе чего администрация выдает эти места — неизвестно. На основе чего суд должен принимать решение о том, кто здесь прав, — неизвестно. Показательна бесхозяйственность этого дела.

– Сколько кладбищ в России существует на такой полулегальной основе?

– По всей в России, я думаю, процентов девяносто. Никто не знает истинное количество кладбищ.

– Какие еще есть коррупционные схемы, где власть и бизнес слились в одно целое? 

– Сначала легально аккумулируются за счет чего-то деньги. Потом их распиливают на тендеры, которые разыгрывает муниципалитет. Затем постоянно ремонтируют и переделывают кладбища. Отследить это все невозможно — есть определенное законодательство по поводу размеров этих тендеров. Если я не ошибаюсь, то на тендеры до 100 тыс. рублей электронные торги не проводятся. И они разбивают сумму в несколько миллионов на десятки тендеров от 60 до 90 тыс. рублей. Да, фирмы оказывают какие-то услуги, прокладывают какой-то водопровод, делают еще что-то. Но так отмывают деньги.

– Похоронами неопознанных трупов и умерших людей, оставшихся без родственников, занимается государство. На этом как-то распиливают деньги?

– Надо понимать, что все эти захоронения проводятся в «помойку». На городских кладбищах есть специальный участок для неопознанных тел. Трупы привозят в пакете и просто кидают в могилу. Но делают это не всегда добросовестно. Было копщикам не тяжело — вырыли могилу на два метра, западло — на метр. Если совсем тяжело копать — то тело просто закидывают землей. Потому что санитарных норм нет — никто не следит, кому какая разница. В Туле была история, что собаки жрали трупы на кладбище. Потому что фирма — как раз этого депутата — недобросовестно проводила захоронения.

Что касается денег — то за похороны неопознанного трупа в регионах ритуальщики получают от государства около тысячи рублей. Не очень большая прибыль, поэтому никто особо не стремится этим заниматься. Но иногда все это проходит не через тендеры, а на уровне договоренностей. «Вы этим занимаетесь, а мы за это закроем глаза на то, как вы ведете деятельность на кладбище», — говорят фирме ритуальных услуг.

– Можете назвать средний месячный доход ритуальной фирмы из региона?

– Допустим, есть очень крупная региональная фирма. В месяц проводит сто похорон. Средняя цена их похорон — 50–60 тыс. рублей. Получается, в месяц оборот пять миллионов рублей. Теперь начинается самое интересное. На поддержание всей неформальной инфраструктуры — оплату сливов и прочего может уходить львиная доля всего дохода. И в итоге остается меньше миллиона-полумиллиона рублей. Из них тоже уходят деньги на поддержание катафалков, какие то сопутствующие траты и прочие вещи. Многие агентства делают 10–20 похорон. Частные агенты 5–7 похорон в месяц.

Руководитель похоронного агентства занимается не бизнес процессами — повышением маржинальности, снижением издержек — а постоянно бегает и следит, чтобы вся эта система не сломалась и не дала нигде пробоину. Чтобы прошел слив, нормально отдали тело в морге, приехали копальщики.

Вот была, например, история. Регион не скажу. У медсестры погибла дочка — выпала из окна. И медсестра поехала головой — решила, что это ей наказание за сливы о трупах. И перестала сливать компании информацию. И эта фирма полторы недели выходила из этого кризиса, искала новых информантов, потому что заказов не было.

– Сливы от участковых, сливы из больницы, сливы из морга. Можно ли как-то в среднем посчитать, информацию о скольких умерших сливают ритуальным агентствам?

– Сливают всех. Если дома умираешь, тебя сливают — 99%, да еще и по нескольку раз. Менты, санитар скорой, водитель скорой. Ритуальщики сразу едут туда.

– И сколько стоит одно такое сообщение?

– В Москве — 10–20 тыс. рублей. В регионах—– меньше, 5–10 тыс. рублей.

– Если они столько платят, то с чего получают доход? Это ведь почти пятая часть стоимости похорон.

– Это и есть поддержание неформальной сети. Понимаешь, этот рынок всегда ограниченный. Умирает какое-то среднее количество людей. Рынок очень стабильный, у тебя высокая конкуренция. Ты приблизительно знаешь, что в этом месяце можешь два трупа получить, можешь пять получить, тебе надо бороться за них. Для того чтобы ты выживал, нужно, чтобы маржинальность всегда была очень высокая. Ты никогда не знаешь, когда получишь следующий труп. Поэтому тебе надо максимально крутить это дело. Например, гроб, который стоит в закупе 2–3 тысячи, может продаваться за 20–40 тысяч рублей.

– А кто покупает сливы? Только мелкие начинающие агентства. Крупные? Все?

– Абсолютно все.

– Значит, в каждой больнице и в каждом отделении полиции у ритуальщиков есть свои люди?

– Практически в каждом, да. В регионах почти все участковые сливают трупы — это доход. Не очень частый, но все равно. Вот у тебя участок, у тебя два-три человека умирает в месяц. Но не всегда платится именно за сам слив, а только за успешный. Бывает, что с человеком перестают работать, потому что он сливал информацию сразу нескольким агентствам.

– Вот приезжают два агента на один адрес, по разным сливам. Как они решают, чей труп?

– Как правило, они друг друга знают. Один приехал раньше: «Ну ладно, Васильич, ты раньше приехал, забирай». А если приезжают в один момент, то могут рожу друг другу бить. Могут отобрать тело. Ты его вынес — а они отобрали и в свою машину положили.

Я вел полевую этнографическую работу по диссертации в рамках гранта, который мне дает фонд поддержки социальных исследований «Хамовники». Ездил по регионам и наблюдал много комичных историй. Звонит мне женщина, говорит – приехал агент, требует 15 тысяч за перевозку тела. Через какое-то время долбятся в дверь, говорят «дай десятку». Потом через час опять, говорят — ладно, дай две тысячи — мы заберем. Не зря ж мы приезжали.

– А трупы перевозит не скорая, а агенты?

– Кое-где есть специальные службы, как в Обнинске. Ты приехал по сливу, но все равно тело не получишь, потому что по закону забирает эта служба. Где нет этой службы — можно вызвать муниципальную труповозку. Но ее можно ждать 10 часов, 15 часов. Нет бензина и прочее. А бывают и другие истории: бабушка какая-то умерла, месяц лежала разлагалась — никто ее не хотел забирать. Потом она начала протекать в квартиру этажом ниже. Так соседям пришлось скидываться деньгами, чтобы ее труп все-таки увезли.

– Есть ли в России какие-то крупные монополисты на рынке ритуальных услуг?

– Никаких крупных межрегиональных похоронных сетей в России нет. Очень сложно построить бизнес за рамками своего региона. Потому что ты сидишь только на своих сливах со своих моргов, например, в Новгородской области. Но попасть тебе в Тверскую область невозможно, потому что там уже есть другие ритуальщики, которые имеют свои ресурсы и каналы сливов. Ты просто не потянешь решение проблем в слишком большом количестве объектов.

– Но крупные игроки в каждом регионе все равно же есть?

– По-разному. Где-то рынок монополизирован. В Обнинске, например, сидит совершенно фантастическая агент из Москвы, которая импортирует туда московскую модель. Она быстро смекнула, что самое главное — завладеть трупами. После этого муниципалитет сделал предписание, что трупы должна забирать специальная служба. Создали государственно-частное партнерство с этой фирмой, разыграли тендер. Теперь все трупы достаются ей. И вот таким образом в Обнинске — монополия.

В Калуге, например, весь рынок поделен между пятью фирмами. Там есть один чувак, который в морге взял в аренду траурный зал и сидит не парится, продает услуги. В Туле — одна депутатская фирма. Есть еще несколько мелких, но они занимаются ерундой — венки продают. В Малом Ярославце — большой морг, там все зациклено на него. Морг прямо в зале продает гробы. В Орехове, Твери, Троицке — МУПы (муниципальные унитарные предприятия. — прим. ред.). Эти истории очень локальные, в зависимости от того, как власть заморочилась конкретным вопросом.

– Происходят какие-то войны за передел рынка?

– Да, но как они происходят — существуют различные мелкоуголовные разбирательства. Самое крутое — сжечь кому-то катафалк. Потому что катафалк — это главный рабочий инструмент похоронщика, единственное, во что он вкладывает деньги. И вот они друг другу регулярно жгут катафалки.

Рожи друг другу бьют, могут стрельнуть в ногу. Например, клиент хочет быть захоронен на этом кладбище. У него есть там место. Приходят из другой фирмы и говорят — это наше кладбище и там копаем только мы. Начинается бычка: мы будем копать — нет мы. Кто кого перебодает. Но все эти ситуации очень комичные. Разговоры в духе «ты кто, под кем ходишь, а я этого знаю».

– Вы рассказали сейчас о большом комплексе проблем. По сути — нет никаких правил, нет никакого учета. Почему, как вы считаете, государство не выстроит какую-то рабочую систему? С отчетностью, нормальным законом?

– Во-первых, потому что Советский Союз все развалил настолько основательно, что нужны большие средства, чтобы это восстановить. Десятилетиями инфраструктура никак не поддерживалась. Во-вторых, государство жадное — само сделать не может, а частному бизнесу отдавать не хочет.

Я не уверен, что регулирование приведет к какому-то положительному результату. С учетом того, что все привыкли получать прибыль с этого дела. Введут лицензирование, к примеру, можно сказать — о, клево, будут компании получать лицензию, и повысится качество. А может оказаться наоборот, что лицензия будет инструментом, чтобы убрать неугодных игроков с рынка и оставить только приближенных.

В России нельзя сделать частный морг, который бы нормально работал. Вот ты сделал частный морг, а пришел депутат, принял закон, и все тела теперь перевозятся в городской. И твой морг обанкротился, потому что этот депутат задумал перенаправить поток тел к себе.

Это вопрос такой — почему в России нет рынка? И ответ на него отвечает на вопрос, почему похороны такие убогие. Потому что везде все через жопу. Потому что нет рынка, нет рыночных отношений и нет справедливой конкуренции.

Михаил Шубин, Russiangate

____________________
Нашли ошибку или опечатку в тексте выше? Выделите слово или фразу с ошибкой и нажмите Shift + Enter или сюда.