О Чернобыле нельзя забывать

Во втором часу ночи 26 апреля 1986 года реактор и здание 4-го энергоблока Чернобыльской АЭС были сотрясены двумя мощными взрывами. 

Мощность их была такова, что четыре сепаратора весом 130 т каждый сдвинуло с мертвых опор. Центральный зал реакторного блока был полностью разрушен, и в небо вырвался столб дыма и пламени, распространяя колоссальную радиоактивность на высоту более километра. Суммарная радиация изотопов, выброшенных взрывом, составила 50 миллионов кюри, т.е. была в 30-40 раз большей, чем при взрыве атомной бомбы, сброшенной американцами на Хиросиму в 1945 году.

Сам факт катастрофы, свершившейся на втором году Перестройки с ее объявленной во весь голос Гласностью президент СССР Михаил Горбачев пытался скрывать три дня. Только 30 апреля в газете «Правда» появилось маленькое (42 строчки в правом нижнем углу второй полосы под рубрикой «От Совета Министров СССР») сообщение, в котором говорилось, что произошла авария, при которой погибли два человека, и что «в настоящее время радиационная обстановка на электростанции и прилегающей местности стабилизирована, пострадавшим оказывается необходимая медицинская помощь». А материал о первомайских торжествах в Киеве, накрытом радиоактивным облаком от расположенной в 130 километрах  Чернобыльской АЭС, был озаглавлен «Над страной весенний ветер веет». На снимке - Крещатик, заполненный ликующей толпой с плакатами «Решения XXVII съезда КПСС - в жизнь». В это же время тысячи солдат-ликвидаторов, покрытых 30-килограммовыми свинцовыми щитами, лопатами сгребают завалы вокруг реактора и сбрасывают радиоактивный мусор обратно в печь. И пока Власть руками тысяч солдат-ликвидаторов лихорадочно пытается скрыть следы катастрофы, радиоактивное пятно, сразу ушедшее на север, на Белорусию, легко преодолев государственные границы СССР, добирается до Северной и Центральной Европы…

Различных объяснений причин Чернобыльской аварии много. Их уже набралось свыше 110. А научно-разумных всего две.

Первая из них появилась в августе 1986 г. Суть её сводится к тому, что в ночь на 26 апреля 1986 г. персонал 4-го блока ЧАЭС в процессе подготовки и проведения электротехнических испытаний 6 раз грубо нарушил Регламент, т.е. правила безопасной эксплуатации реактора. Причём в шестой раз так грубо, что грубее и не бывает – вывел из его активной зоны не менее 204 управляющих стержней из 211 штатных, т.е. более 96%. В то время, как Регламент требовал от них: «При снижении оперативного запаса реактивности до 15 стержней реактор должен быть немедленно заглушен». А до этого они преднамеренно отключили почти все средства аварийной защиты. Тогда, как Регламент требовал от них: «11.1.8. Во всех случаях запрещается вмешиваться в работу защиты, автоматики и блокировок, кроме случаев их неисправности». В результате этих действий реактор попал в неуправляемое состояние, и в какой-то момент в нём началась неуправляемая цепная реакция, которая закончилась тепловым взрывом реактора.

В 1991 г. вторая государственная комиссия, образованная Госатомнадзором и состоящая в основном из эксплуатационщиков, дала другое объяснение причин Чернобыльской аварии. Его суть сводилась к тому, что у реактора 4-го блока имеются некоторые «конструкционные недостатки», которые «помогли» дежурной смене довести реактор до взрыва. Следовательно, в аварии виноваты учёные и проектировщики, которые создали и спроектировали такой реактор и графитовые вытеснители, а дежурный персонал здесь не причём. В 1996 г. третья государственная комиссия, в которой тоже тон задавали эксплуатационщики, проанализировав накопленные материалы, подтвердили выводы второй комиссии.

Сразу после Чернобыльской аварии для выяснения её причин заработала следственная группа, образованная «компетентными органами». Не привлекая к своей работе большого общественного внимания, она провела своё самостоятельное расследование обстоятельств и причин Чернобыльской аварии, опираясь на свои уникальные информационные возможности. По свежим следам в течение первых пяти дней были опрошены и проведены допросы 48 человек, а также сделаны фотокопии многих аварийных документов. Выводы «органов» представляли чрезвычайный интерес для учёных. Однако с этими выводами, шедшими под грифом «совершенно секретно», был ознакомлен очень узкий круг лиц. Лишь недавно СБУ решило рассекретить часть своих чернобыльских материалов, хранившихся в архивах. И хотя эти материалы официально уже не являются секретными, они по-прежнему остаются практически недоступными для широкого круга исследователей. Оказывается, что предварительные выводы были сделаны уже к 4-му мая 1986 г., а окончательные – к 11 мая того же года. Вот две цитаты из этих уникальных документов:

«...общей причиной аварии явилась низкая культура работников АЭС. Речь идёт не о квалификации, а о культуре работы, внутренней дисциплине и чувстве ответственности» (документ №29 от 7 мая 1986 г).

«Взрыв произошёл вследствие ряда грубых нарушений правил работы, технологии и несоблюдения режима безопасности при работе реактора 4-го блока АЭС» (документ №31 от 11 мая 1986 г).

Это был окончательный вывод «компетентных органов». (Из книги Б.Горбачева «Чернобыльская авария»). Но рассекреченные позднее «партийные» документы рассказали о том, что за десятилетний период ДО аварии на Чернобыльской АЭС было зафиксировано несколько аварийных ситуаций…

Днепропетровчанин полковник Михаил Сабадырь участвовал в ликвидации последствий аварии в Чернобыле практически с самого начала. Вот что он вспоминает:

– Я, как кадровый военный, в 1986 году по приказу я уехал в Чернобыль. Это была первая моя командировка – с 4 по 8 мая. Мы тогда отправляли первый отряд спасателей, сформированный в Черкасском, где я был в то время начальником химической службы дивизии. Вторая моя командировка началась с 11 июня и длилась 65 дней. Я работал в должности начальника штаба 25-ой бригады химической защиты, которая непосредственно принимала участие в ликвидации последствий аварии на самой станции: дезактивации помещений 1, 2 и 3-го энергоблоков, промплощадки на самой станции, крыши 3-го энергоблока, расчистке площадей вокруг 4-го энергоблока, укладке ж/б плит. Условия были просто сумасшедшие, в сутки случалось по 8-13 выбросов радиации.

– А Вы сознавали тогда опасность условий, ведь людям тогда не очень афишировали всю серьезность положения?

– Ну, конечно. Я ведь сам химик по образованию.

– Какие меры принимались для защиты собственного здоровья?

– Способ максимально сохранить здоровье был один: не лезть туда, куда тебя не посылают. К сожалению, очень много было случаев, когда работающие из интереса лезли посмотреть на пылающий реактор, и из-за этого получали большие дозы облучения. Так, например, случилось при мне в соседней части гражданской обороны. Там парень, вроде не маленький, за 30 лет, во время пересменки захотел посмотреть на разрушенный энергоблок через провал в стене одного из ближайших зданий. В тот же день его пришлось госпитализировать. Некоторые ради интереса могли подобрать какую-нибудь безделушку. Конечно, за пределы зоны вынести это было нельзя. Все выходящие должны были пройти через санпропускник и поменять всю одежду на чистую. Контроль был налажен строгий. В каждой группе был назначен ответственный, который замерял излучение. Кроме того, на выезде из зоны было несколько контрольно-пропускных постов, где также измеряли дозу. Проскользнуть с «трофеем» было практически невозможно, ведь даже самый маленький кусочек графита давал излучение в 15 рентген при общем фоне в 0,5 миллирентгена.

– Разве инструктаж с работниками не проводили?

– Проводили, но... славянскому мужику нужно все потрогать руками, на слово он не верит. Перед началом работ на станции с новоприбывшими три дня проводились занятия, на которых рассказывалось все о радиации и ее влиянии на человека. И все равно, некоторые люди не понимали всей меры ответственности момента.

– Были ли у Вас в части случаи героизма?

– Знаете, на третьем энергоблоке вся работа была героизмом. Люди знали, на что шли, и все равно шли ежедневно. Не было такого, чтобы кто-то отказался от работы или поручения. Наоборот, было много добровольцев. Конечно, у нас было материальное стимулирование. И все же люди знали, что идут работать в смертельных условиях. Вообще, нужно заметить, что если тут, дома, можно было встретить всяких людей, в т.ч. и плохих, то там, в героической обстановке, на 99% проявлялись только хорошие качества людей, как в работе, так и в отношении друг к другу.

– Были ли случаи мародерства в Вашей части?

– Нет. Да нам и некогда было. Темп работ был очень высокий, опасность серьезная. Мы работали в две смены. Первая смена просыпалась в 5 часов утра, в пол-шестого завтракала, и в 6 часов выезжала на станцию. В пол-седьмого мы уже были на станции, и в 7 часов – развод по участкам работы. Время работы определялось дозой радиации. Был издан приказ министра обороны о том, что человек за сутки не должен был получить более двух рентген. Если на первом и втором энергоблоках излучение было относительно невысоким, то уже на третьем оно было значительным. И чем ближе к четвертому блоку, тем меньшее время можно было находиться в зоне. При таких условиях, например, на крыше третьего энергоблока можно было работать не более 15 минут. Отработав положенное время, люди спускались в административно-бытовой корпус, проходили санобработку, отдыхали и уезжали «домой». Предельная общая доза была установлена в 25 рентген, это где-то 12-13 дней работы. Где же набрать столько людей на смену? Поэтому берегли всех, и за полученной дозой излучения следили строго. 

– Как Чернобыль повлиял на Ваше здоровье?

– Почти год после возвращения из командировки часто подводила память, когда посреди дороги останавливаешься, и не можешь вспомнить, зачем и куда ты идешь. Невозможно было запомнить какие-то цифры, числа. Очень неприятное чувство. Потом память восстановилась. Когда я вернулся из Чернобыля, сразу дали путевку в Сухуми. А потом приняли закон, появились какие-то льготы. По закону ликвидаторов разделили на 4 категории, у меня – вторая. Четвертую категорию получили жители близлежащих областей, третью – те, кто приехал в Чернобыль в 1988 году, вторую – ликвидаторы аварии в 1986-87 годах, и первая категория была у инвалидов, независимо от того, в какое время он работал. Бог миловал, и все мои друзья-ликвидаторы живы. Это полковник А.В. Вишня, подполковник Сергей Лызлов, командир бригады А.И. Иванов.

– Как Вы относитесь к проекту нового саркофага над реактором?

– Старый саркофаг строили наспех, привозя бетон из ближайших райцентров бетоновозами, КРАЗами. Потом уже построили вокруг станции два бетонных завода. Экономили время, ресурсы, где только возможно. Да и опыта ведь никакого не было, никто не знал, сколько бетона нужно вылить в реактор. Конечно же, там нужна более серьезная защита.

– По Вашему мнению, кто все-таки был виновником аварии на Чернобыльской АЭС – конструкторы станции или человеческий фактор?

– Конечно, человеческий фактор. И виновата наша система образования инженеров. В свое время я закончил химико-технологический институт, нас готовили и как инженеров, и как конструкторов, и как технологов, и на исследовательскую работу. Мы, при случае, могли заменить любого сотрудника по своей специальности, и не спрашивали соседа: «А что там?». Дежурные инженеры на станции должны были строго выполнять полученные инструкции, потому что инструкции написаны кровью и здоровьем людей. А поскольку решили провести эксперимент, нужно было оповестить об этом всех работников и принять меры безопасности. Тем более знали, что этот тип реактора остановить невозможно. 

– Сейчас организуются полулегальные экскурсионные поездки в зону отчуждения. Не кажется ли Вам, что подобные экскурсии  опасны?

– Я отношусь к подобным экскурсиям отрицательно. Просто люди, которые туда едут, не понимают, что они делают. А главное, зачем? Их поведение напоминает мне поведение зевак во время пожара. Много беды на той земле, погублена природа. 30-километровая зона отчуждения, очерченная вокруг взорванного реактора проволочным ограждением, фактически, мертва. Если эти экскурсии еще и нелегальны, то вполне возможно заработать даже за короткий срок лучевую болезнь – радиация на всех людей действует по-разному. Одному достаточно получить 10 рентген, чтобы уже начались признаки облучения, а другому и 20 мало. Неужели может быть так интересно, что можно забыть о смертельной опасности? Уместно тут вспомнить тех солдат-ликвидаторов, которые на крыше третьего энергоблока подбирали кусочки графита, чтобы… показать сыну.

О Чернобыле нельзя забывать. Его опасность полностью до сих пор не ликвидирована, а в условиях нынешней нестабильной политической ситуации даже опять усиливается. Но в этот день мы думаем не об опасности. Мы вспоминаем и скорбим о наших павших защитниках-спасателях и жертвах этой техногенной катастрофы. 

Екатерина Славская - новый автор, пишущий для "Большого Ростова", следите за публикациями

Екатерина Славская

 

____________________
Нашли ошибку или опечатку в тексте выше? Выделите слово или фразу с ошибкой и нажмите Shift + Enter или сюда.