Культура Ростова. Имена. Виктор Петров

Ростовский поэт Виктор Петров обычно издаётся в Москве. Впервые его стихи широкому кругу читателей представила «Комсомольская правда», он стал одним из победителей поэтического конкурса этой газеты, а спустя время – лауреатом Всероссийской литературной премии имени М.А.Шолохова.

Известность нашему земляку принесли публикации на страницах столичного журнала «Юность», отметившего его своей премией (2001). За сборник «Лезвие», выпущенный также «Юностью», Виктор Петров был удостоен европейской золотой медали Франца Кафки (2008) с изданием сборника Reserve of Level («Запас высоты») в Лондоне. Дипломант международной премии «Писатель ХХI века» (2015). Победитель Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» (книга «Болевой порог», 2016).

Автор 19 поэтических сборников и многих публикаций в литературных журналах и газетах. Член Союза писателей России, главный редактор литературно-художественного журнала «Дон», издаваемого в Ростове-на-Дону с 1925 года.

– Виктор Сергеевич, только что увидела свет Ваша новая книга стихотворений «Твердь» со знаменитым логотипом журнала «Юность». О чём она?

– Сошлюсь на издательскую аннотацию, где относительно книги сказано, что «сокровенная суть поэзии... в прямом столкновении полярных сил и выходе к свету через борение духа». Название сборника читается по-разному. Это и земная, и небесная твердь – возможно, даже перекличка с одной из первых моих книжек «Под небом, на земле». Но и твёрдость, неуступчивость, верность себе, совестливость, то есть и другие схожие качества, так нужные нам всем как в личном, так и в державном плане. Словом, каждый волен открыть своё.

– А что для Вас, профессионального литератора, значит само понятие – Поэзия? Ведь сейчас истинное поэтическое слово ушло на второй план, оно в упадке, и на нас зачастую льётся поток зарифмованных текстов. 

– Писание стихов – при тайне самого процесса – предполагает неимоверную отдачу всего себя, ведь недаром сказано, что «требует поэта к священной жертве Аполлон». Слово оплачивается судьбой, даже самой жизнью. И сколько тому примеров! А то, что ныне предполагаются «последние времена», так возвышенный слог обретается в иной системе координат, где главенствует пушкинский «Пророк».

Упадок слова? Скорее – духовный упадок, бесцельность земного существования довольно значительной части наших же современников. Как тут быть пишущему человеку? Да хотя бы обратиться к примерам православного подвижничества.

Истинная русская литература уже с самого своего появления переняла от православного мира благую миссию – духовного наставления. Нет нужды перечислять наших классиков, чьи литературные деяния в этом смысле были на пользу Отечеству. Озаботимся нынешней словесностью.

– В своё недавнем интервью «Воля вольная» для портала издательского отдела Русской православной церкви Вы говорили, отталкиваясь от его названия, о «воле» как об одном из побудительных мотивов своего творчества. Приводилась ваша строка: «Век свободы не видать в России...» И было сказано о Ростове, о казачьем Доне...

– Начну с Ростова – города, названного в своё время русским Чикаго и, понятное дело, трансформировавшегося на русский лад в Ростов-папу. Знаменитая одесская песня про пивную на Дерибасовской есть не что иное, как калька с блатной ростовской песни «На Богатяновской открылася пивная». Так вот, моя улица Горького, строка из стихотворения о которой цитируется про «век свободы не видать...», минует ту самую Богатяновку, где как раз почти напротив Донской публичной библиотеки стоит тюрьма.

Староверческий же род по моему отцу коренился в псковской лесной деревеньке. Там люди, как и на Дону, вольные, узды никакой и никогда не терпели. О репрессированных, слава богу, в роду не слыхивал. Но в невольничьих местах привелось бывать. Усть-Кут по реке Лене запомнился бывшим женским лагерем. Вечная мерзлоты Воркуты – вечный покой сотен и сотен заключённых, чьими руками закладывались шахты, рудники, построена первая в мире железная дорога за Северным полярным кругом...

А ведь о чём роман Шолохова «Тихий Дон»? О том, что казак Григорий Мелехов не волен жить так, как ему бы хотелось – по заветам предков и сообразуясь с их укладом. Выстрадан его вывод: «неправильный у жизни ход», то есть месиво братоубийства противоестественно миру людей. Ты не принадлежишь себе, тебя сковывают обстоятельства, ты идёшь супротив своей совести, попирая божеский и человеческий закон. Теряются все смыслы бытия. Это ли не есть обречённость – самая страшная неволя?! И тогда «видишь над собой чёрное небо и ослепительно сияющий чёрный диск солнца».

– Ваше понимание характера поэта?

– Не изменять Слову ни при каких обстоятельствах. Осознавая свою единственность, понимать, что ты, по сути, образован из того классического замеса, который сотворён тремя веками русской поэзии, всей нашей литературой. И ещё песнями, сказками, преданиями. Вообще великим русским языком.

Истинная поэзия – та же исповедь, только перед всем честным миром! И молитва одновременно, когда неизменен порядок слов. Рифмуется поэзия с лезвием. Этот образ не отпускает. Искомая строка живёт сама по себе, живёт раз и навсегда. Изменить череду слов невозможно, равно как и переупрямить стальное лезвие. Его можно только сломать.

СтихоТворение. Стихия и Творец – вот что в основе. Стихийное творение? Или сотворение стихии? Стихийность творения – негаданность, порыв, невесть что и откуда явленное – очевидна... И сотворение: вполне разумное дело, совершаемое пусть и не по канонам сего мира, но существущее всё-таки во благо ему. Поэзия есть высшим промыслом найденное сочетание слов, чья суть и ладовое звучание вызывают запредельные чувства: обрушение в бездну, горний полёт...

– Возможен ли русский поэт без чувства Родины, вне исторической трагедии?

– Место моего рождения по паспорту городок Авдеевка, что вблизи Донецка, но ныне этот существенный железнодорожный узел оторван от него. Когда матушке приспело рожать, то отец отвёз её туда, поскольку в ту пору на станции Успенской роддома не имелось. Крещён же я был в сельской церкви на маминой родине, которую и считаю своей малой. Там, в бабушкиной хатёнке, во время летних наездов, а семья кочевала по военным гарнизонам, слыхивал, как перекликаюся петухи родственных земель.

Вот где не заморачивались национальной идентичностью! Семейный факт. Вся мамина родня и она сама – Щербаковы, а кровную сестру Антонину по ошибке записали на украинский манер Щербаченко. «Да нехай так и будэ, яка разница!»

Иной судьбы, чем быть вместе, нам не дано – корни одни, а ветви, бывает, отклоняются от главного ствола, не туда и не так растут, мешают сами себе. Садовник знает, что надо делать в подобных случаях.

Речь не об исключительности русских, а русский – это не столько характеристика по крови, сколько по образу мыслей и суждений, по всемирной отзывчивости Достоевского, душевной организации – всем этим и другим подобным качествам того же порядка. А применительно к людям нашего рода занятий следование Пушкину с его стихотворением «Отцы пустынники и жены непорочны…» и лермонтовской «Молитве» – «В минуту жизни трудную...»

Россия – трагедийная страна. Она не может быть замкнута сама на себе, иначе мир не устоит, сорвётся в пропасть. Достаточно вспомнить Великую Отечественную войну – наши неимоверные жертвы спасли человечество.

Поэтическая настройка на современность обязательна, но без чувства историзма, конкретно, осознания сложности русского бытия не обойтись. И беда, когда версификатор избирает писание текстов на потребу себе подобных. Их, к сожалению, не так уж и мало, они находятся на разных сайтах, себя воинственно зачисляют в непризнанные гении и тем счастливы.

– Расскажите, как живётся журналу «Дон» в непростое для литературы время?

– Журнал «Дон» выходит на Россию и не вправе замыкаться в каких-либо рамках, кроме установленных самой литературой. Только степень таланта влияет на судьбу рукописи. Есть авторитетная редколлегия, редакция, есть, наконец, главный редактор. Никакого давления извне. Печатали и будем печатать достойных. Сие право выстрадано!

Ни членство в ныне различных союзах, ни иные обстоятельства не имеют ровно никакого значения, когда перед тобой текст, предлагаемый в журнал. Важен лишь его художественный уровень.

Каждый из авторов, приписанных к «Дону», подчёркиваю, каждый – талантлив и интересен. Иных не держим!

Ныне каждый литературный журнал, верный классике, вполне сравним с колоколом громкого боя, если прибегать к морской терминологии. В этом смысле звучание ордена Дружбы народов литературно-художественного журнала «Дон» нарастает. Речь об освоении литературного пространства России в целом. Ростовское издание в разные годы предоставляло свои страницы авторам из Дагестана и Оренбурга, Ростова, Одессы, Краснодара и Харькова, Твери, Коми, Крыма... Обычно даём целевые блоки, а то и полностью номера.

Журнальный выпуск по Крыму собрал наиболее интересных авторов полуострова. В двух главных читательских центрах Севастополя – Центральной городской библиотеке имени Льва Николаевича Толстого и Морской библиотеке имени адмирала Михаила Павловича Лазарева состоялась презентация этого номера журнала «Дон» с участием главного редактора.

Редакционный врез «Русский огонь» спроецировал литературную традицию на день сегодняшний. И здесь более чем уместен Тютчев. Поэт слышал певучесть в морских волнах. А их чередование – суть бытийного движения. И можно ли воспротивиться историческому смыслу, когда высшая сила меняет обстоятельства? Романтическая Таврида обернулась для Александра Пушкина осознанием Крыма как части России. Его муза навсегда очаровалась прелестью полуденного берега и Бахчисарая. Орденом св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» был награждён подпоручик Лев Толстой. «Севастопольские рассказы» явили здесь героя всех его будущих произведений – правду.

Надо видеть Таганрог, чтобы понять чеховское пристрастие: «Пишу, читаю… думаю о Крыме». Антон Павлович жил в Ялте, встречаясь с Толстым, Горьким, Куприным, Буниным, Андреевым... Собственно, таганрогская линия писателя продлилась крымской линией.

Через два года Волошин заклинает: «Молюсь за тех и за других», желая утишить полымя братоубийственной войны. И первый поэт казачьего зарубежья Николай Туроверов, наш земляк, горько признаётся: «я выцарапал на скале: двадцатый год – прощай, Россия». Одни казаки ушли в отступ, другие, как шолоховский Мелехов, остались, но никто не ведал своей судьбы... А сам автор строк об уходящем береге Крыма уже из парижского далека пророчески скажет «товарищу»: «Тогда с тобой мы что-то проглядели, / Смотри, чтоб нам опять не проглядеть...».

– Что происходит со словесностью – возможны ли перемены к лучшему? Ваше мнение о современной донской литературе?

– Искушённый читатель, сориентированный на подлинную литературу, безошибочен в своём выборе. И он открывает тот журнал, где обязательно есть литературное творение для его ума и сердца. Без ложной скромности скажу, что авторы – как именитые, так и никому неизвестные – стремятся публиковаться на донских страницах, предлагают свои произведения; я же не считаю для себя зазорным обратиться к таковым с просьбой дать что-либо новое для «Дона».

Беда нынешней словесности в утрате критериев художественности. Любой желающий вправе объявить свои зарифмованные тексты стихами и именоваться поэтом среди себе подобных. Есть сайт, где таковых 800 тысяч – уму непостижимо! Что делать со всем этим? А ничего – пусть их. Просто в общественном мнении перевести в разряд самодеятельного творчества. Ау, литературные критики!..

Есть известные слова Шолохова о донской писательской роте, о её узнаваемой поступи. Но это, увы, в прошлом, хотя роты прибыло вдвое, а то и втрое. Остаётся сожалеть и надеяться.

На Дону, скажу так, должны быть интересные писателя, но уровня Шолохова, Калинина, Закруткина, то есть имевших всесоюзную узнаваемость, увы, назвать не смогу. Виной тому, на мой взгляд, плачевное в целом состояние местной литературы.

А чтобы «выйти в люди», надо иметь с чем выходить. Возможно, я излишне строг и пристрастен. Но где тогда знаковые произведения, книги, публикации донских авторов в той же Москве?

– Вы ростовчанин и всегда это подчёркиваете, указывая под стихами наш город. Что для Вас значит Ростов?

– Это бесконечно любимый город. Он отзывается в моих стихах, есть даже целый сборник о Ростове «Соляной спуск».

Приведу два факта, коими горжусь. Прежде всего это то, что стараниями читателей, библиотекарей, подписчиков, авторов со всей России, членов редколлегии, сотрудников редакции при моём участии как главного редактора сохраняется литературно-художественный журнал «Дон», шолоховский журнал, – культурное достояние Ростова-на-Дону, всей Ростовской области.

И второе. Когда определяли, каким будет гимн нашего города, то я лично обращался с письмом к первому лицу города с тем, чтобы выбор решился в пользу легендарной песни Анатолия Софронова и Матвея Блантера «Ростов-город, Ростов-Дон». Песню в числе прочих вынесли на общественное обсуждение, и мне доверили представлять её.

Как раз только что в нашем издательстве вышел томик Анатолия Софронова «Донской крутояр» с моим предисловием. Это была дань Анатолию Владимировичу, который когда-то написал вступительное слово к моей «молодогвардейской» книжке. Обсуждение было бурным, депутаты городской думы под гром аплодисментов назвали гимном «Ростов-город, Ростов-Дон». Честь и хвала!

В Ростове должен быть памятник если не самому Софронову, то хотя бы созданной им вместе с Блантером песне и, конечно же, на улице Садовой с непременной скамеечкой кленовой. Да и музей знаменитому сельмашевцу не помешал бы. На Брянщине, где гимном стала другая софроновская песня «Шумел сурово брянский лес...», есть музей, памятник. Пачку книг «Донской крутояр» туда отвозил известный писатель, ныне руководитель Союза писателей России Николай Иванов. И письмо из Москвы в поддержку гимна готовил именно он.

Ведь что получается, до нашего земляка-ростовчанина, автора гимна, и дела нет? Может, при информационной поддержке «Большого Ростова» и других СМИ удастся что-либо. Песня увековечена как гимн, но почему не пойти дальше? Любимый город не должен забывать своих достойных сынов.

Беседовала Светлана Куприна

____________________
Нашли ошибку или опечатку в тексте выше? Выделите слово или фразу с ошибкой и нажмите Shift + Enter или сюда.