Елена Баранчикова. Страдательный залог

Известная своим творчеством в России и за рубежом, ростовский драматург писатель, журналист и издатель Елена Баранчикова не в первый раз в гостях у "Большого Ростова". 

Несколько месяцев назад мы представляли её нашим читателям. 

Сегодня - новое интервью Елены, рассказ о новых работах, а также тексты произведений, с которыми могут познакомиться читатели сайта. Некоторые тексты представлены широкой публике впервые.

Мы побеседовали с Еленой Баранчиковой.

– С чего началось Ваше творчество? 

– Будучи ещё студенткой, писала рассказы. В первом своём рассказе «Домой» описывала дорогу к бабушке – Успенской Зинаиде Николаевне, которая жила в небольшом городке Дмитровске Орловской области. Рассказ этот напечатали в журнале  «Дон» и в сборнике, выпущенном Ростовском книжным издательством, о нём хорошо отозвался писатель Анатолий Калинин. Там же появился рассказ «Чистые столы» – о дне поминовения, когда на могилах на кладбище поминают усопших. Сначала творчество было частью действительности, которая окружала меня. Я стала печататься в литературных журналах и сборниках. Значительно позже начала писать пьесы и тоже публиковать их.

Когда читала повесть Айтматова «Белое облако Чингисхана», трагическую историю любви, меня привлёк образ Чингисхана. Писатель использовал устное предание, мало соотносимое с подлинной историей. Он задавал вопрос: «Повесть к роману – новый жанр»? И сам же отвечал: «Разумеется, жанра такого не бывает. Но если допустить, что в жизни всякое случается… Далеко не всегда удавалось «допеть недопетую песню».

Сделав допуск на то, что всякое бывает, я решилась «допеть» недопетую песню. Об этом отчасти мой рассказ «Пророчество шамана», опубликованный в казанском журнале «Идель», где, кстати, сейчас готовится к печати рассказ «Последняя любовь Аттилы».

В пьесу я ввела образ Тенгри: Чингисхан придерживался тенгрианства почти до самой кончины. Среди его белой конницы был один конь - не знавший седла молочно-белый жеребец с чёрными глазами, который шёл в бой без седока. В него вселился дух войны Сульде, что общался с шаманами… Так в пьесе появился шаман, потом сам Чингисхан, его брат по крови Джамуха, императрица, герои заговорили, началось движение. Пьесу в 2019 году поставили в Уфе - в Академическом башкирском театре им. М. Гафури, она о любви и войне, о том, что всем нам надо чаще смотреть в небо: там наше прошлое и наше будущее.

Пьесу «Наводнение» опубликовал журнал «Петровский мост», она получила приз Международного конкурса современной драматургии «Свободный театр». В итоге в пермском театре «У Моста» (мосты – не простое совпадение!) пьесу поставил режиссер Овлякули Ходжакули, которого я называю трагическим сюрреалистом, специально для постановки прилетел в Пермь. Он ученик Г. Товстоногова и М. Туманишвили и даже самого Питера Брука, живёт и работает в Лондоне.

Позже я написала «Призрак Фриды», «Меч Аттилы», «Облако Чингисхана», «Первая любовь», «РЭПетиция одиночества», «Уйти с мамонтом», «Ночное солнце».

– В вашу книгу «Полночное солнце», которую Вы сейчас готовите к изданию, войдут пьесы. О чём Ваша пьеса «Наводнение»?

 – «Наводнение» – это пьеса-сон, она чем-то и напоминает сон. Её жанр я определила как метаморфозы, возможно, кто-то назовёт иначе.

… Наводнение, хаос, безумие, помрачение разума крушат всё вокруг, ломают нравственные преграды. Герои оказываются на грани физической метаморфозы, которая взрывает обыденную жизнь, выливается в катаклизмы. Героями овладевают бесы, искушение, на поверхность всплывает плотское и похотливое. Они идут на поводу у зла, которое поначалу побеждает, однако в финале происходит искупление.

Все могут оказаться жертвами стихии, она бушует внутри нас, с каждым может случиться душевное наводнение, когда в человеке рождается зверь (упаси бог от такого!). Пьеса об этом.

Подвижник Исаак Сирин говорил: «Никогда не называй Бога справедливым. Если бы Он был справедлив, ты давно был бы в аду. Полагайся только на Его несправедливость, в которой – милосердие, любовь и прощение». Бог милостив к падшим, не оставляет человека, даже когда тот совершил страшный грех, протягивает руку тем, кто оказался над пропастью. «Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако...». Это из Библии. Милость без причин, заслуг, цены и платы. Бог может восстановить падшего, прощает, если человек искренне раскается, всегда есть надежда сделать шаг, прийти к нему в отчаянии.

Пьеса о греховности, которая подобно червоточине овладела героиней, она идёт до конца, убивает свою приёмную дочь Ганьку, чтобы потом воскресить её в качестве своей дочери. Ганька как будто рождается заново и вновь умирает - кто знает, может, желая увести за собой в мир небытия и саму Софью.

– Эту пьесу поставил  режиссёр из Лондона Овлякули Ходжакули, как родилась эта идея? 

– Всё и началась с того, что в Ютьюбе меня заинтересовали фрагменты спектаклей Овлякули Ходжакули. Почему-то оказалось, что моя пьеса будет ему интересна. На автомате послала текст пьесы, она понравилась режиссёру. Интуиция не подвела, предложила пермскому театру «У Моста» в постановке Овлякули Ходжакули, получила положительный ответ. Дальше тройка сама понесла меня, всё закрутилось и покатило. Режиссёр оформил визу и прилетел в Пермь для постановки.

Смотрела спектакль не только на премьере, переживала как обычный зритель, забывая о том, что я автор. Удивительно, но до сих пор никак не могу остановиться, нахожусь под магнетизмом спектакля. В мыслях дорисовываю какие-то картины, хочется написать об этом же другую пьесу, расставив уже иные акценты.

Обезумевшая, страдающая героиня в полутьме с фонарём в руке прислушивается к шорохам и звукам, к собственному голосу. Не бес ли где-то рядом, не он ли забился в угол и выжидает? Софья сама с собой разговаривает и чего-то ждёт от себя самой. Подходит к зеркалу, не узнавая своё изображение: «Ты?» И слышит из-за спины ответ-эхо: «Ты!». Ощущаю чьё-то присутствие - не Вий ли это подкрадывается к ней? Не он ли вынимает у неё душу, ведь кто-то же вынул её? После этого она совершает грехопадение.

Не случайно в пьесе многое связано с беременностью и родами. В приступе родовой горячки Софья сознается в содеянном, в том, что убила соперницу. Она через боль и страдание приходит к нравственному искуплению, покаянию, рождается заново. Это по Достоевскому, с его героями происходит нечто подобное. Стремилась показать это, смогла ли сделать – судить зрителям.

– Что легло в основу Ваших пьес?

Мои пьесы – это не то, что непосредственно меня окружает, они основаны на художественном вымысле. В этом мире я присутствую поскольку постольку, только опосредованно через своих героев. Корнями прирастаю к пьесе, к героям. Это парадокс, но всё, что с ними происходит, со мной никогда не случалось. Это не та действительность, в которую я сама погружена, а другая - которую вижу как бы со стороны.

Герои говорят, но эти реплики – не мои слова, это речь других людей, героев, в которых я вживаюсь. Расставляю героев как фигуры при игре в шахматы, потом они сами уже делают свои ходы, начинают жить соей собственной жизнью - не так, как я, если бы оказалась на их месте. Не отвечу на вопрос: хорошо это или плохо, даже не задавайте мне его. После того как спектакль сыгран, долго не могу отрезать пуповину, соединяющую меня с моими героями, театром, актерами. Мне долго ещё не хочется это делать, хотя спектакль уже сыгран, он взлетел, как птица, и надо уже помахать ему на прощание, ведь начинается новая пьеса.

– Что объединяет написанное вами?

–  Наверное, «страдательный залог». Жизнь – это страдание, уверена в том, что любое желание должно быть прочувствовано и выстрадано. Говорю о страдании и одновременно хочу оградить человека от страдания и мук, которые он испытывает, но знаю – это невозможно. Невозможно оградить человека от переживаний, он часто оказывается на грани, на пике эмоций, живёт тем, что  его захлёстывает и переполняет.

Однако человек по своей натуре сильный, обладает мужеством бороться, когда есть возможность победить, терпением, чтобы принимать то, что не в силах преодолеть, и умом, чтобы отличать одно от другого.

Моя пьеса "Призрак Фриды" - как раз о страдании и боли. «Фрида — это лента, обернутая вокруг бомбы», — так основоположник сюрреализма Андре Бретон охарактеризовал искусство и жизнь великой мексиканской художницы Фриды Кало. Её картины — гремучая смесь мексиканских народных мотивов и наивного искусства в духе французских модернистов, а в их основе — история боли и любви, страсти и непонимания, которые сопровождали Фриду всю её жизнь.

Из этого сплава появился образ, который прошёл через весь XX век и стал вызовом устоям современного общества.

Это очень личная история любви, вечного бунта и нескончаемых физических страданий. Знакомство Фриды и Диего состоялось благодаря живописи, когда, восстановив силы после аварии, Фрида привезла на оценку маститому живописцу Ривере свои первые работы.

«Эта девочка — художник от рождения, необыкновенно чуткая и способная к наблюдению», — так позже скажет Ривера о работах юной Кало. Их отношения будут переполнять эмоции и страсть, всё это найдёт отражение в её творчестве. «Я никогда не рисую сны или кошмары. Я рисую свою собственную реальность», – писала Фрида. Её работы — это пропуск в сюрреалистичный мир, который сначала очаровывает яркими красками, а затем раскрывает глубину чувств художницы, боль от бесконечных операций, которые ей пришлось перенести, и страсть, которая наполняла её жизнь. 

Жизнь Фриды полна трагических случайностей, а её живопись поразительно автобиографична. Работа в разных техниках и направлениях, умение создавать характеры и отражать время сделали из художницы национальную гордость Мексики. С ней связаны такие имена, как Максимилиан Волошин (портрет работы Диего Риверы висит в Доме Поэта в Коктебеле), Владимир Маяковский и Лев Троцкий (кажется, с обоими у Фриды были романы). Фрида и Ривера боготворили Россию за реализованные идеи марксизма, существует некая ментальная связь их с Россией.

Мы с Овлякули Ходжакули хотели бы порадовать зрителя спектаклями в стиле постмодернизма – «Призрак Фриды» и «РаневскаяРЕПетиция». Писатель пописывает, а читатель почитывает, это лишь отчасти так. Язык театра – международный, хотя барьеры есть везде и всюду, не только языковые, а ещё и всякие другие, барьеров хватает. Полагаю, их  предостаточно, но мысленно всегда иду на зелёный свет.

– На Ваш взгляд, кто он - Ваш зритель?

– Человек, который стремится постичь тайны бытия, жизни и смерти, любви и ненависти, который живёт чувствами и неравнодушен к чужой боли.

– Как Вы оцениваете театральные спектакли?

– Конечно, в первую очередь меня интересует текст, реплики, динамика развития сюжета, то, на чём он строится. Режиссура тоже притягивает, в студенческие годы я мечтала стать режиссёром, в Ленинграде встречалась с Товстоноговым. Но жизнь всё-таки плавно вошла в русло реки Дон, и моё местожительство прочно приобрело очертания города Ростова.

Всегда хотелось расширить ремарки, докопаться до истины, разложить всё по полочкам, пройтись по пьесе со скальпелем, убрать всё лишнее, то, что мешает восприятию, достроить зрительные образы. Это сравнимо с разбором «душевных» полётов – театр не сводим к механике и к одному лишь интеллекту. Текст должен быть многослоен, как почва, а дальше всё зависит от того, как и под каким углом входит твоя лопата в возделываемую землю. Однако это желание приходит позже, сначала надо окунуться в материал с головой, нырнуть в него, как в воду, набрав в лёгкие воздуха, забыв обо всём, как неподготовленный зритель отдаться чувствам и переживаниям, сострадать.

– Мы предлагаем читателям «Большого Ростова  в качестве фрагмента Вашей новой книги пьесу  «Уйти с мамонтом».  О чём она?

–  Отчасти она об апокалипсисе. Пьеса фантастическим образом погружает в обстановку каменного века. В послереволюционном Петрограде в промерзшей квартире ютится молодой музыкант и его супруга. Не имея возможности отапливать всю квартиру, они перебираются в маленькую комнату, напоминающую пещеру первобытного человека. Теперь их языческий бог – огонь, чугунная печка, которая постоянно требует жертв – дров. Печка для героев становится божеством, которое жестоко и всемогуще, оно распоряжается людскими судьбами.

Нет продуктов и дров, но герои  живы не хлебом единым, несмотря ни на что, пытаются сберечь нечто более важное – любовь друг к другу. Главное для них – не потерять человеческое достоинство, не превратиться в зверей, не перешагнуть через черту, у которой они оказались. В жестоком мире уходят в небытие моральные принципы, вера в Бога всё исчезает из жизни, но герои глубоко внутри сохраняют нравственность.

Герой не забывает про день ангела супруги, они устраивают по этому поводу настоящее пиршество, которому в итоге суждено превратиться в трагедию.

Мартин взвинчен и изломан, постоянно пребывает в состоянии предельного нервного напряжения, находится на грани срыва, хотя всеми силами старается не показывать этого, он многого не договаривает. Недосказанность как будто повисает в воздухе, она просачивается сквозь щели.

Герой вынужден переступить нравственный запрет. Чтобы спасти от холода больную жену, он ворует у соседа дрова, тот хочет подать на него в суд. Председатель советует Мартину вернуть украденное им, но Мартин сжёг дрова, и ему больше негде их взять.

Мартин стоит перед чудовищным для него выбором: самому выпить пузырёк с ядом или отдать его жене, чтобы тем самым прекратить её страдания, а самому ответить за содеянное. Таким образом, выбирая худшее из зол, он не по своей воле совершает убийство, освобождая любимую от страданий.

– В одной из ваших новелл Вы весьма оригинальным образом ставите восклицательный знак. С чем это связано?

– Само собой получилось так, что однажды в письме своему другу, желая подчеркнуть эмоциональность своего высказывания, я поставила восклицательный знак не после слова, а перед ним, тем самым желая подчеркнуть, что это ещё не сама эмоция, а только лишь её преддверие, ожидание, предвосхищение. Это же я сделала и в новелле Alhambra, работу над которой я только что завершила. Возможно, чем-то это напомнило мне испанцев, но это не так, как обычно они делают, испанцы вряд ли поймут это моё «нововведение», я не переворачивала знаки и не ставила их в начале предложения. Мой читатель может в этом убедиться. Кстати, перевёрнутый вопросительный и восклицательный знак есть только в испанском языке, причём, в начале предложения ставится перевёрнутый вопросительный, а в конце – обычный восклицательный знак.

– Что для Вас отдых? 

– Путешествие, поездки в Европу и на Восток, люблю море.

Подготовила Светлана Куприна

«Большой Ростов» предлагает фрагменты книги Елены Баранчиковой «Полночное солнце».

В книгу включены разноплановые произведения, особое место занимает историческая тема взаимопроникновения Востока и Запада. Наряду с драматургическими произведениями (раздел «Вторая жизнь») в разделе «Жажда» представлен цикл рассказов, эссе и новелл.

Пьеса «Наводнение», удостоенная приза Международного конкурса драматургов «Свободный театр» (2016), поставлена в 2019 году в пермском театре «У Моста», режиссёр Овлякули Ходжакули, Лондон.

«Облако Чингисхана» (по мотивам легенды Ч. Айтматова) нашло сценическое воплощение в Академическом башкирском театре им. М. Гафури, режиссёр Мусалим Кульбаев, Уфа.

В книгу входят также пьесы «Уйти с мамонтом», «Меч Аттилы», «Призрак Фриды», «Репетиция одиночества» («РаневскаяРЭПетиция»).

Скачать и прочитать произведения Елены Баранчиковой можно по ссылкам:

Раст

Alhambra

Подсолнух

Незабудки

Уйти с мамонтом

Фотографии - со спектаклей по пьесам Елены Баранчиковой

____________________
Нашли ошибку или опечатку в тексте выше? Выделите слово или фразу с ошибкой и нажмите Shift + Enter или сюда.