Какой должна быть слеза ребёнка

Впечатление очень сильное - оно сохраняется на годы:некоторое время назад я совершенно случайно нашёл и прочитал последнюю повесть Маркеса. В русском переводе её название не слишком прилично, но для латиноамериканцев, у которых жизнь пронизана глубоким эротизмом, это вполне естественно. Впрочем, повесть довольно целомудренна. Но язык! О, этот язык великого колумбийца! Маркес умел рассказать о своей и чужой жизни так, как будто смотрел со стороны. И даже не со стороны, а как будто с неба – никого не осуждая, а лишь сокрушаясь по поводу неразумных поступков людей. Единственное, что, по его мнению, могло бы оправдать человека, это любовь. Любовь в любом возрасте, любовь, которая умеет сжигать и которая граничит со смертью. Это он в одном из своих величайших творений имя женщины вплетал в молитву: «О Мануэла Санчес души моей! О Мануэла Санчес страданья моего!»…

И когда мне трудно, когда жизнь, случается, берёт за грудки, всегда остаётся то, чего отнять нельзя, - литература, музыка, живопись, умение чувствовать и сострадать.

Большинство людей моего возраста и моего круга тоже не пусты душой: у них всегда там что-то припасено. Какой-нибудь заядлый грубиян и матерщинник вдруг начинает плакать от песен раннего Макаревича, а кто-то вздрагивает от звуков Паганини. Кто-то в двадцатый раз едет смотреть «Лебединое озеро», а другой «рюкзак на плечи – и пошёл».

В нас с детства живёт романтизм. Со временем мы его запихиваем всё глубже и глубже, утрамбовываем, заставляем хламом, а он нет-нет да и пробьётся наружу, сожмёт горло в комок, а у кого и брызнет слезами. Мы на сочувствие способны. Но те, кто идёт за нами, к такому сочувствию и состраданию расположены всё меньше.

Есть одно замечательное стихотворение у почти полного моего тёзки – Игоря Северянина:

В   парке плакала девочка:  "Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка,
-Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю"...
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой, маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.

Я часто вспоминаю это стихотворение – оно рассказывает о детских чувствах, которые теперь и большинство взрослых утрачивает, стучась лбом о каменную стену жизни. Но проблема в том, что в последние годы и дети всё более утрачивают эту способность – сострадать чужому горю, плакать от жалости к другому человеку, к живому существу.

Нет, плачут люди довольно часто. Но это слёзы не те – чаще слёзы обиды и злости.

Если ребёнка с рождения не учить разговаривать, он и не будет разговаривать. Если не научить читать, он и не будет читать. Если не научить чувствовать, он и не будет чувствовать.

Однако как это тяжело – учить состраданию, способности видеть мир красивым, стремлению бороться с несправедливостью и умению поддержать ближнего своего! На этом хрупком пути какое-нибудь неосторожное слово, маленький штрих может порвать натянутую струну чувств.

Помнится, много-много лет назад работал я учителем в одной из сельских школ. В наши южные края рано приходит тепло, и первого марта на моём столе уже стояли нежные жёлтые нарциссы – кто-то из детей притащил со своей дачи. В тот день мы разбирали чудное стихотворение Николая Рыленкова «Всё в тающей дымке». Оно такое нехитрое, про нашу русскую природу. Мне казалось, что главные слова в нём – «Здесь мало увидеть, Здесь нужно всмотреться, Чтоб ясной любовью Наполнилось сердце». Как раз о том же писал и Экзюпери: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».

В тот день мы слушали «Времена года» Чайковского, Вивальди, Глазунова, трогали нежные лепестки нарциссов, впускали в форточку весну, вдыхали густой запах просыпающейся земли…

Я чувствовал, как души моих пятиклашек размягчаются, как дети уже начинают шептать слова этих милых стихов, чувствовать их изнутри…

Я вывел ребят на улицу. Уже тенькали синицы, яростно кричали воробьи, приветствуя весну, тёплый ветер задувал в лицо, а воздух струился (вы разве не замечали, что в тёплые дни ранней весны можно видеть струящийся воздух?!), в школьном парке из-под земли только-только пробились, но уже брызнули ярким жёлтым цветом какие-то маленькие первые цветы.

И все дети радовались, как будто заново для себя открыли эту нехитрую красоту родной земли.

Вот только все, да не все. Один мальчик, в то время как другие выискивали пробивающуюся травку, листики и цветочки, нашёл совершенно другое и начал радостно орать на весь парк: «Смотрите – говно!»

В тот момент я почувствовал, как с грохотом рушится такое хрупкое здание нарождающегося детского ощущения красоты. Я быстро постарался перевести разговор, не стал заострять внимание на поведении мальчишки, тем более что он, в общем, был в этом не виноват. Ребёнок из трудной семьи. Ему и нельзя было размягчаться, потому как суровая действительность его домашнего окружения не позволяла иметь мягкую душу.

Я недолго общался с этими детьми – кажется, через год или через два переехал на новое место жительства. Однако и спустя четверть века они помнят, пишут иногда. А тот мальчик… Тот мальчик, лишь немного повзрослев, совершил страшное преступление. Он тоже вырос романтиком – таким, какими бывают некоторые маньяки. Мальчик этот однажды ночью вырезал целую семью. А когда на следствии его спросили, зачем он это сделал, он сказал: «Хотел посмотреть, как блестит кровь при луне»…

…Раньше недостатки семейного воспитания восполняла школа. А сейчас зачастую от школы приходится спасаться в семье. И горе тому ребёнку, который ни там, ни там спасения не находит.

Если три десятка лет назад совершалось какое-то преступление, общество вставало на защиту своих устоев. А теперь – как добрый день. Сын убил мать, брат зарезал сестру, отец изнасиловал дочь… Каждый день эти темы – в лентах новостей. И мы просто перестаём обращать на них внимание. Но в этом самом гнусном мире живут наши дети! И их неокрепшая психика воспринимает зачастую только негатив.

Наши дети плачут только от боли, от обиды. Некоторые психологи утверждают, что человек плачет из жалости к себе. И даже если ситуация внешне его не касается, то он все равно проецирует ее на себя, представляет, что бы чувствовал он в этой ситуации, и начинает плакать. Например, на похоронах человек плачет потому, что видит смерть и понимает, что и ему ее не избежать. Глядя на муки больного человека или животного, он представляет, что болен он сам. Когда человек теряет близкого, он жалеет себя, потому что стал одинок. И т.п.

Я думаю: бестолковые эти психологи! Просто бестолковые и циничные! И даже если ребёнок просит другого не мучить животное, приводя в качестве аргумента «А ты представь, что тебе так делают больно!», это далеко не проекция на себя и не жалость к себе, а сострадание именно тому живому существу, которое чувствует такую боль. И по умершему человеку плачут не из страха собственной смерти, а чаще всего именно из жалости. Потому как многие люди и к своей-то жизни относятся без должного уважения – где уж тут бояться смерти!

Но дети наши разучаются плакать из сострадания. А потому что их этому никто не учит.

В 1973 году на экраны страны вышел фильм с запоминающимся названием – «Кому он нужен, этот Васька?» Фильм об отношении к животным, фильм документальный. Но его смотрела вся страна. В «Огоньке» тогда появилась рецензия, в которой автор написал: «Уверен: если ребенку жалко маленькую птичку, он обязательно вырастет добрым человеком. И наоборот: мучитель животных наверняка порочен и в отношениях с людьми». Думаю, что это правильно.

Нельзя запрещать ребёнку телевизор, хотя это явный враг психики. Наше телевидение сдалось, и уже практически нет ни детских каналов, ни нормальных детских передач. Даже по «Карусели» показывают какие-то американские мультики про монстров. Ребёнок смотрит боевики и ужастики, и вместо того чтобы помогать в воспитании, наше телевидение и нынешний кинематограф будят в юном человеке самые низменные чувства – без оттенков.

Жалость, сострадание требуют душевного труда, а нашим детям подают информационную жвачку. Спланированная ли это диверсия? Не знаю. Но что халатность – это точно.

Наши дети уже не плачут над «Муму», потому что им неинтересно слушать, а тем более читать всю эту тургеневскую тягомотину. И всё труднее и труднее стимулировать их к чтению добрых книг и к просмотру хороших фильмов.

У меня дома интернет-телевидение от одного из отечественных провайдеров. И случилась какая-то там у них авария. О, это были хорошие дни! Мой сын наконец-то посмотрел «Белого Бима, Чёрное ухо». Сам посмотрел, пока нас не было дома. Что сказал? – «Плохой фильм: я три раза плакал!» А я так радовался, что сын именно так этот фильм воспринял!

Думаю, что родители не должны навязывать детям книги, которые нужно читать, фильмы, которые могут дети смотреть. Но ведь можно и книгу прочитать всем вместе, и фильм посмотреть семьёй, а потом обсудить. Хоть на это редко достаёт времени, но пусть и редко – хоть когда-нибудь. Потому что если не учить детей хорошему, так они и не выучатся.

Вообще, в мире столько зла! Сейчас никому, даже близким своим друзьям, нельзя жаловаться на болезни детей или рассказывать об успехах. Будет плохо – людям радость, будет хорошо – людям зависть. Ещё у Шекспира: «Thetimeisoutofjoint» - «время вывихнулось».

Что хорошо, что плохо, как правильно жить? Кто знает? Одна девочка лет семи хвасталась во дворе перед сверстниками: «Да у моего папы пачки денег, а вы, наверное, и пятисот рублей в руках не держали!» Я подумал, что этот ребёнок с детских лет уже пропал. В её семье царит культ денег, и никогда уже эта девочка не сможет радоваться тому, чего нельзя за деньги купить.

Жизнь перестаёт представлять ценность, поскольку в большинстве нравящихся нашим детям компьютерных игр обязательно надо кого-то убивать, и при этом у героев игр есть несколько запасных жизней. То есть в детское сознание внедряется уверенность, что можно убить чуть-чуть, не понарошку, что можно убить со злости, а потом успокоиться и простить. И при этом всё будет как раньше. Но ведь как раньше – не будет! Этого детям никто не объясняет.

Жизнь потеряла цену, в том числе жизнь другого живого существа – собаки, кошки, лошади…

В социальных сетях очень много размещают фотографий обгоревших собак, которых кто-то облил бензином и поджёг, котят с выколотыми глазами… И подписи: «Кому жалко – ставьте класс!» или «Если ты человек – жми класс!» А ещё поражают такие призывы: «Если любишь маму – ставь класс!»

Да маму надо любить не в виртуальных сетях – маме, если она жива, нужно позвонить, помочь по дому, купить лекарство, проведать в больнице. А «класс» - это так, на публику.

Умение сострадать – оно либо есть, либо его нет. Жестокость не отмолишь в церкви, от греха не откупишься подаянием. Посочувствовать и помочь другому можно по-разному. Часто доброе слово и участие бывают важнее денег. И способность заплакать от жалости к другому здесь играет важную роль.

Священники говорят, что слезы – это дар Божий, посланным нам для очищения. Со слезами, утверждают они, выходит весь негатив, накопленный в жизни.

А если таких слёз нет, негатив этот накапливается, остаётся в человеке и всё равно ищет выхода – в злобе, в ненависти к другому, в желании оскорбить, ударить, убить. Это закладывается с детства.

И сейчас, на сломе эпох, когда мы, бродя, как евреи за Моисеем, уже скоро как сорок лет ищем свою идентичность, изменения нашего сознания и духовного мировосприятия становятся особенно болезненными. В этой сутолоке политических амбиций, экономического и правового беспредела как бы нам не потерять главное – своё будущее, то есть наших детей и внуков.

Игорь Северный

____________________
Нашли ошибку или опечатку в тексте выше? Выделите слово или фразу с ошибкой и нажмите Shift + Enter или сюда.